Академия и Земля - Страница 88

План Селдона работал уже пять столетий и мог в конце концов привести человечество в спокойную гавань (так говорили, по крайней мере) в океане Второй Галактической Империи, более могущественной, чем Первая, более благородной и свободной – и все-таки он, Тревайз, проголосовал против нее, за Галаксию.

Галаксия должна была стать единым колоссальным организмом, в то время как Вторая Галактическая Империя, как бы велики ни были ее размеры, оставалась бы не более чем союз индивидуумов микроскопического размера по сравнению с ней самой. Вторая Империя могла бы быть еще одним примером того типа союзов индивидуальностей, какие человечество основывало с тех пор, как стало человечеством. Вторая Галактическая Империя могла бы стать величайшим и лучшим из таких союзов, но все равно оставалась бы не более чем еще одним членом в их ряду.

А для того чтобы Галаксия – пример организации абсолютно другого типа – превзошла Вторую Империю в совершенстве, в План должна была вкрасться ошибка, нечто такое, чего не предусмотрел сам великий Гэри Селдон.

Но если Селдон что-то упустил, как мог Тревайз поправить дело? Он не был математиком; не знал ничего, абсолютно ничего о тонкостях Плана; более того – не мог бы в этом ничего понять, даже если бы ему объяснили.

Он знал только о наличии допущений: во-первых, необходимость количества людей для расчетов, и во-вторых, их неведение относительно результатов этих расчетов. Первое допущение не могло не быть аксиомой, если учесть, как велико население Галактики, а второе стало аксиомой, поскольку только адепты Второй Академии знали детали Плана и при этом старательно держали их при себе.

Следовательно, должно было существовать еще одно неизвестное допущение – само собой результирующееся, причем настолько, что его нигде не упоминали и даже не думали о нем, хотя оно могло оказаться сложным. Это допущение, если оно было ложным, могло бы изменить генеральный вывод Плана и привести к тому, что Галаксия стала бы более предпочтительным вариантом, чем Империя.

Но если это допущение было таким очевидным и таким само собой разумеющимся, что о нем даже не упоминали, как оно могло быть ложным? А если никто не упоминал о нем, не думал о нем, откуда Тревайзу знать, что оно вообще существует, или иметь хоть какое-то понятие о его природе, раз уж он предположил, что оно существует?

Был ли он тем самым, кем его считала Гея – с ошибочной интуицией? Действительно ли он знал, как правильно поступить, даже не понимая, почему делает это?

Теперь он занялся посещением всех космонитских планет, которые ему были известны. Верный ли путь он избрал? Здесь ли ответ? Ну хотя бы начало ответа?

Что там было на Авроре, кроме руин и диких собак? Может быть, другие смертельно опасные хищники? Бешеные быки? Крысы-переростки? Коварные зеленоглазые тигры? Солярия оказалась живой, но что было там, кроме роботов и энергопреобразующих людей? Какое отношение имела каждая из этих планет к Плану Селдона, если они не хранили секрета местонахождения Земли?

А если хранили, какое Земля имела отношение к Плану? Не безумие ли все это? Может, он слишком долго и слишком серьезно прислушивался к фантазиям о собственной непогрешимости?

Жуткий стыд тяжелой волной залил его. Казалось, еще чуть-чуть, и он захлебнется. Тревайз взглянул на звезды – далекие, равнодушные – и подумал: «Я, должно быть, величайший глупец в Галактике».

58

Его размышления прервал голос Блисс.

– Ну, Тревайз, зачем ты хотел меня видеть? – бодро начала она, но тут же спохватилась. – Что-нибудь не так?

Тревайз взглянул на Блисс и на мгновение почувствовал, как ему трудно скрыть свое настроение. С полминуты он молча смотрел на нее, потом ответил.

– Нет-нет, Все в порядке. Я… я просто задумался. Мне свойственно, знаешь ли, время от времени думать.

Ему было немного не по себе от сознания того, что Блисс может прочесть его эмоции. Правда, она дала ему слово, что добровольно отказывается от всякого наблюдения за его сознанием.

Похоже, его ответ ее удовлетворил.

– Пелорат занимается с Фаллом, – сообщила она, – учит его галактическому. Вроде бы наша пища ребенку не вредит. Но из-за чего ты хотел меня видеть?

– Скажу, только не здесь. Сейчас компьютер во мне не нуждается. Пройдем ко мне? Кровать прибрана, и ты устроишься на ней, а я сяду на стул. Или наоборот, как хочешь.

– Все равно, – ответила Блисс.

Они прошли в каюту. Блисс пристально разглядывала Тревайза.

– А ты как будто уже не бесишься, – сказала она.

– Копаешься у меня в сознании?

– Вовсе нет. По лицу видно.

– Я и не бесился. Могу, правда, на мгновение выйти из себя, но это не то же самое, что взбеситься. Послушай, если ты не против, я хотел бы задать тебе кое-какие вопросы.

Блисс уселась на край кровати Тревайза, выпрямив спину. Темно-карие глаза ее смотрели серьезно. Длинные до плеч черные волосы были аккуратно причесаны. Тонкие руки спокойно лежали на коленях. От Блисс веяло тонким ароматом духов.

– Ты сделала из себя просто куколку, – улыбнулся Тревайз. – Наверное, решила, что я не отважусь орать на юную и прелестную леди.

– Можешь орать сколько угодно, если тебе от этого легче. Я только не хочу, чтобы ты орал на Фаллома.

– Не собираюсь. Честно говоря, и на тебя я не собирался орать. Разве мы не решили стать друзьями?

– Гея никогда не испытывала к тебе, Тревайз, никаких иных чувств, кроме дружеских.

– Я не говорю о Гее. Я знаю, что ты часть Геи, что ты Гея. Но все же существует некая часть тебя, которая является личностью, хотя бы отчасти. Я обращаюсь к этой части. Я обращаюсь к женщине по имени Блисс без оглядки – или с минимальной оглядкой – на Гею. Разве мы не решили быть друзьями, Блисс?