Академия и Земля - Страница 100

К оглавлению

100

– Камера? – неизвестно зачем уточнил Пелорат.

– Она может передавать изображение прямо в корабельный компьютер.

Тревайз сделал несколько снимков в разных ракурсах, после чего обратился к Пелорату:

– Погоди, я должен забраться повыше. Помоги мне, Джен!

Пелорат сцепил кисти рук, изобразив из себя лестницу, но Тревайз покачал головой:

– Ты не выдержишь моего веса. Встань лучше на четвереньки.

Пелорат с трудом опустился на пол, и Тревайз, вновь затолкав камеру на место, с неменьшим трудом встал на плечи Пелората и перебрался на пьедестал статуи. Он осторожно постучал по камню скульптуры, проверяя его прочность, закинул ногу на колено каменной фигуры, используя его как опору для того, чтобы подняться выше, и ухватился за безрукое плечо. Уцепившись ногами за какие-то незаметные выступы на груди, он подтянулся и наконец после нескольких попыток уселся на плече статуи. Тем давно умершим людям, кто почитал эту статую и того, кого она олицетворяла, сделанное Тревайзом, наверное, могло показаться богохульством. Тревайзу было не по себе от этой мысли, и он старался сидеть аккуратнее.

– Ты свалишься и разобьешься, – взволнованно крикнул Пелорат.

– Я не собираюсь падать и разбиваться, а вот ты можешь оглушить меня.

Тревайз вынул камеру и снова навел на резкость. Сделав несколько снимков, он закрыл ее и осторожно спустился на пьедестал. Затем спрыгнул на пол, и вибрация от его приземления стала, очевидно, той последней каплей, которой не выдержала треснувшая рука. Она отвалилась и, упав, превратилась в кучу щебня у подножия статуи. Причем все это произошло совершенно беззвучно.

Тревайз замер. Его первым импульсом было найти место, где можно спрятаться, пока не прибежал сторож и не схватил его. Поразительно, думал он впоследствии, как быстро оживают дни детства в ситуациях вроде этой: когда случайно разобьешь что-нибудь весьма ценное. Длится это только мгновение, но задевает до печенки.

– Ну… ну, все в порядке, Голан. – Голос Пелората звучал глухо и смущенно – так и следовало говорить человеку, ставшему свидетелем и даже подстрекателем варварского деяния, но пытавшемуся найти слова утешения. – Так или иначе, она бы сама вот-вот отломилась.

Он подошел к осколкам у пьедестала, словно хотел доказать это, дотянулся до одного из самых крупных, поднял его и позвал друга:

– Голан, иди-ка сюда.

Тревайз подошел, и Пелорат, указывая на кусок камня, который явно был частью руки, раньше державшейся на плече, спросил:

– Что это такое?

Тревайз пригляделся. Это был клочок чего-то пушистого, ярко-зеленого. Он осторожно поцарапал рукой в перчатке, и без труда отскреб этот пух.

– Смахивает на мох, – сказал он.

– Та самая неразумная жизнь, про которую ты говорил?

– Уверен, что совсем неразумная. Блисс, думаю, будет настаивать на том, что мох обладает разумом, но ведь она наверняка заявит, что и камень им обладает.

– Ты думаешь, этот мох и разрушил камень?

– Не удивлюсь, если он этому разрушению помог. В этом мире много солнечного света и осталось немного воды. Половину той атмосферы, что есть у планеты, составляет водяной пар. Остальное – азот и инертные газы. Также остались следы двуокиси углерода, что заставляет предположить отсутствие растительности, но может оказаться, что углекислого газа мало из-за того, что он фактически весь заключен в коре. И если в этих камнях имеется немного карбонатов, возможно, мох разрушает их, выделяя кислоты, а затем использует полученную при этом двуокись углерода, Может статься, что мох – доминирующая форма жизни, оставшаяся в этом мире.

– Восхитительно.

– Несомненно, – сказал Тревайз, – но только в некотором смысле. Координаты Внешних миров гораздо более интересны, но нам нужны координаты Земли. Если их нет здесь – они могут быть где-нибудь еще в этом здании или в каком-нибудь другом. Пошли, Джен.

– Но знаешь… – начал было Пелорат.

– Нет, нет, – нетерпеливо оборвал его Тревайз. – Потом поговорим. Лучше посмотрим, что еще можно заполучить нам в этом месте. Становится все теплее. – Он взглянул на маленький датчик температуры, встроенный с тыльной стороны левой перчатки. – Пошли, Джен.

Шагая, они подняли небольшое облачко пыли, которая, правда, быстро осела из-за разреженности атмосферы. Позади них протянулись цепочки следов.

Время от времени в каком-нибудь темном углу то один, то другой замечали островки росшего там мха. Они не ощущали особой радости от присутствия здесь чего-то живого, своей примитивностью лишь усиливавшего мрачное, угнетающее чувство от прогулки по мертвой планете, особенно по такой, где на каждом шагу все напоминало о том, что когда-то, давным-давно, здесь кипела жизнь и развивалась цивилизация.

– Я думаю, здесь была библиотека, – произнес внезапно Пелорат.

Тревайз с любопытством огляделся. В зале стояло множество полок, и когда он пригляделся к ним внимательнее, то заметил, что принятые им было за украшения элементы могли с таким же успехом оказаться и библиофильмами. Стараясь не дышать, он вытащил одну кассету. Она была массивной, и Тревайз быстро понял, что это только футляр. Он вскрыл его неуклюжими из-за перчаток пальцами и увидел внутри несколько дисков. Они тоже были довольно толстыми, но казались хрупкими. Проверять Тревайз не решился.

– Невероятно примитивно, – заметил он.

– Им тысячи лет, – с упреком, словно оберегая мельпомениан от обвинений в отсталой технике, возразил Пелорат.

Тревайз показал на центр диска, где проступали завитки древних замысловатых букв.

100